Вспоминая Рерихов

Подготовил Юрий МЕЛЬНИКОВ

«Северное побережье», 17 августа 1994 г.

Два года назад, в 1992 году, в честь 90-летия со дня рождения Юрия Николаевича Рериха в России прошли две конференции. Одну, в Москве, организовал Международный центр Рерихов (МЦР), а вторая прошла в Новосибирске под эгидой Сибирского отделения Российской Академии наук. Музей Н. К. Рериха в Изваре в 1992 году посвятил очередной выпуск сборника "Рериховский вестник" также личности Ю.Н.Рериха.

Нынче МЦР издал материалы юбилейной конференции в серии Малой рериховской библиотеки с воспоминаниями о Ю.Н. Рерихе.

Предлагаем краткую выборку из выступлений участников юбилейной конференции в Москве.

Йыхвиский филиал ЭОР

Л.В.Шапошникова, директор музея им. Н. К. Рериха:

... В последние годы мы постепенно изучали деятельность и постигали значение каждого члена уникальной семьи Рерихов. Теперь мы установили, "кто есть кто". В ней Николай Константинович -- великий художник, ученый, литератор, общественный деятель, увековечивший свое имя в Пакте Рериха. Елена Ивановна -- крупнейший философ, давшая миру серию книг "Живой Этики". Святослав Николаевич -- Известный художник и просветитель, лауреат международных премий, академик, продолжатель дела отца. Юрий Николаевич на этом фоне выглядит формально скромно. Он -- доктор наук, последние годы работавший в Институте востоковедения в Москве. Многим, кто занимался Рерихами, о Юрии Николаевиче известно мало. О нем мало писали и мало говорили. Даже официальный учёный мир нашей страны, когда Юрий Николаевич вернулся на родину, пытался как-то принизить его значение, не признавал в полной мере его заслуг и пытался держать его имя в тени. Сегодня мы должны поставить все точки над "i". Так кто же такой Юрий Николаевич Рерих -- рядовой ученый или величина мирового значения? Конечно, последнее. Он был одним из крупнейших востоковедов нашего времени, чье имя было известно во многих странах мира. Талантливейший лингвист, историк, этнограф, археолог, он был энциклопедически образован и представлял то синтетическое направление востоковедения, которым в свое время могла гордиться Россия, но которое, к великому прискорбию, было утрачено в нашей стране за последние десятилетия. Юрий Николаевич (Ю.Н.) был одаренным человеком. Он владел многими восточными и западными языками, блестяще знал культуру Востока, его религию и философию. Его личность, несомненно, представляла планетарную культурную ценность.

Ю.Н. имел мужество в 1957 году приехать к нам и принять наше гражданство. Он умер в 1960 году, пройдя свой крестный путь и с великим достоинством. Он прекрасно осознавал цель своего приезда и, конечно, знал, чем всё это для него кончится. Однако ничто не могло поколебать его решение. Ибо это решение было неотъемлемой частью той миссии, которую несли все Рерихи. Именно он, и никто другой, вернул нашей стране ее ценнейшее национальное достояние -- самих Рерихов. Долгое время о них у нас создавлись различные мифы, которые, к сожалению, определяли и отношение к Рерихам наших правящих кругов. Их называли белоэмигрантами, антисоветчиками, религиозными фанатиками и прочими подобными словами.

Труд, проделанный Ю.Н. за короткий срок его пребывания в нашей стране, в корне изменил ситуацию и изменил наше общественное мнение в пользу Рерихов. Это уникальное его деяние имело планетарное значение, и со временем мы все дольше и больше будем осознавать эволюционную суть достигнутого им...

Без Ю.Н. многое бы не состоялось. Не состоялась бы, напрмер, Центрально-азиатская экспедиция, а если бы и состоялась, то не имела бы того важного результата, о котором мы теперь все знаем. Три Рериха вышли на ее маршрут: Николай Константинович, Елена Ивановна, двадцатидвухлетний Юрий Николаевич, тогда еще начинающий востоковед. Несмотря на молодость, Ю.Н. взял на себя самое трудное. Блестящее знание языков хинди, монгольского, тибетского позволило ему общаться с местным населением на том уровне, который был необходим экспедиции. Кроме этого он отвечал за охрану экспедиции и ее безопасность. Теперь мы знаем через какие опасные районы проходил ее маршрут. В неспокойном Тибете ее участников окружали агрессивные племена, готовые в любой момент к нападению на экспидиционный караван. Ю.Н. был храбр и отважен. Когда караван остановился перед городом разбойника Джа-Ламы, то Ю.Н. вошел в него первым, чтобы проверить, грозит ли оттуда какя-либо опасность каравану, или нет.

Почти 10 лет Юрий Николаевич был директором Института гималайских исследований (ИГИ), созданного Рерихами в 1928 году в долине Кулу. И ИГИ был уникальным, как и его руководитель. Он создал новую концепцию деятельности этого комплексного учреждения, в котором сочетались древние достижения с современной наукой. ИГИ объединил и гуманитарные науки, и естественные: там были этнография, лаборатория по борьбе с раком, там были отделения ботаники, орнитологии и археологии. Концепция работы ИГИ неизменно осуществлялась в жизни, пока существовал ИГИ (к сожалению, закрывшийся накануне второй мировой войны).

Мы должны вспомнить и оценить по достоинству все сделанное им, вспомнить и осознать величие его как личности, незаслуженно долгое время пребывавшей в тени...
 

Т. Я. Елизаренкова, кандидат филологических наук, ст. Научный сотрудник Института востоковедения РАН:

Нас осталось совсем немного -- тех, кто работал с Ю.Н. в его последние годы. Мне кажется, надо донести до людей те удивительные ощущения и переживания, источником которых он был. Моему поколению в Институте востоковедения очень повезло. Я работала вместе с Ю.Н. весь тот период, в который он жил в нашей стране. Это изменило меня, изменило моих товарищей -- мы стали другими. Приехал он в Россию в 1957 году. Получил сектор в нашем институте, по которому поползли разные слухи, потому что все это было удивительно. Сектор назывался "Сектор истории религии и культуры Индии". Для тех времен абсолютно невероятно! Если вспомнить историю нашего востоковедения, -- а знаменитой была легендарная школа, которая была сметена в 30-е годы и от нее мало что осталось, -- то можно понять радостное недоумение наше, тогда молодых ученых: "Как же это интересно! Вдруг организовали такой сектор".

Это была совершенно особая личность, от которой исходила удивительная сила. Ю.Н. очень понравился Н.С.Хрущеву. Тот был непредсказуем. Он сказал: "Что вы хотите? Сектор? Пожалуйста"...

...В секторе были только молодые люди. И Ю.Н., человек, которому за 50, среднего роста, широкоплечий, очень подтянутый (было что-то военное в его фигуре), широкое монголовидное лицо, неподвижное и абсолютно непроницаемое, и глубокий затаенный взгляд. Он присматривался к молодым людям, которые его окружали. И понадобилось какое-то время, чтобы он понял: это люди, которые, может быть, мало знают -- таковы были условия, -- но очень хотят знать гораздо больше. Это люди, перед которыми стоит приоткрыться. С этого все и началось.

Замечательный ученый -- мы тогда таких не видели -- свободно владел множеством языков. Он говорил, читал, писал, понимал любые разновидности западных языков, знал очень много восточных, весь набор определенного региона: санскрит, пали -- язык буддийского канона, Махаяны и Хинаяны, монгольский, китайский, новоиндийский языки, а также тибетский -- целый ряд наречий...

...Очень важно было общение с ним, в котором он постепенно раскрывался. Тогда я верила только в чистую науку, готова была отдать ей все силы, а для него существовало другое начало, которое он считал для себя более важным -- особый тип духовности. И постепенно, ненавязчиво он начал нас знакомить со своими взглядами. Не было никакого насилия, никакой пропаганды. Были занятия, были обсуждения разных, древнеиндийских текстов.

Возникали дискуссии, и Ю.Н. говорил то, чего мы не понимали, мы задавали вопросы, он отвечал, и это вызывало еще поток вопросов. Иногда он говорил: "Этого нельзя объяснить в терминах науки". И очень постепенно приобщал нас к тому, что мы ни от кого, кроме него, никогда не смогли бы узнать. Однажды мы сидели над обсуждением философских мест из "Махабхараты", а в Институте востоковедения готовилось общее партийное собрание. У Ю.Н. была маленькая комната, нас помещалось там пять человек. И сидели мы, склонившись, и бились над каким-то трудным местом. А по коридору в беготне, созывали всех из отделов в большой конференц-зал. И вдруг кто-то открыл дверь, увидел, как мы сидим, и -- символическая сцена, как у Метерлинка,- повернулся в коридор и крикнул: "Здесь никого нет!". Мы засмеялись. Он действительно был прав. Для него здесь никого не было.

Для меня же это была большая школа. Ю.Н. предлагал свои решения. Мне очень хотелось самой что-нибудь предложить, я из кожи вон лезла и была единственной, кто так к этому относился, остальные были менее тщеславны. И вот наступил мой звёздный час. Мы обсуждали очень трудное место, и вдруг -- не знаю, как это произошло, -- я предложила правильное чтение. Юрий Николаевич внимательно на меня посмотрел, обратился к остальным и сказал: "Вот, пожалуйста, Татьяна Яковлевна предложила очень хороший вариант, очень трудное место". Я зарделась, я была счастлива. Наконец, награда! Дело было зимой, я вышла на улицу, падал снежок, и почему- то решила идти домой пешком. Была в странном состоянии. Когда дошла до дома, то поняла, что это не я предложила правильное чтение, а Юрий Николаевич. Как он это сделал -- сказать не могу. Но, видя мое рвение и желание отличиться, он решил меня поддержать. И когда я была у дверей своей квартиры, полная очевидность этого для меня уже существовала. Только я объяснить ничего не могла.

Ю.Н. нам много рассказывал, и чем дальше, тем больше. О двух путях -- это тема, к которой он упорно возвращался. Он рассказывал нам, например, об одной индийской секте, в которой существовала странная практика. Это была секта неприкасаемых. Об их жизни было очень мало известно. Жил и они у шаманов -- на местах сожжения трупов, каким-то образом добывали мозг трупов и ели его. Они не умирали от того, что питались этим мозгом. Ими заинтересовалась наука. Один прыткий американец отправился в Индию, нашел эту секту, поселился вместе с ней и стал записывать. Вскоре он умер, хотя был молодым и здоровым человеком и вроде бы не болел. Прошло еще время, и кто-то из скандинавов приехал в эту секту, полный энтузиазма описать неизвестное явление для науки. Он стал членом этой секты и научного описания опять-таки не получилось.

Ю.Н. говорил, что существует путь науки, а есть и другой путь. Этот другой путь был у человечества до того, как оно стало двигаться к цивилизации. И по мере продвижения к ней второй путь был забыт. Он остался где-то на Востоке, у тех, кто не причастен к цивилизации. Его любимый рассказ был о человеке-тигре. В глухом районе Индии, в деревне на краю джунглей ссорятся между собой два человека. Ссора смертельная, и один из противников запирается в своей хижине и сосредотачивается. Его сосредоточенность приводит к тому, что становится одним целым с тигром-людоедом в джунглях. Он сидит у себя в доме, не ест и не пьет, находится в особом состоянии полной сосредоточенности. Вся деревня замирает, все знают, какая будет развязка. Исходов может быть два. Тигр бродит, петляет вокруг деревни. Если он настигнет противника и убьет, то связь между тем, кто сидит в хижине сосредоточенный, и тигром разрывается. А если противник убьет тигра, кто сосредоточен, в этот момент умирает. Мы очень скоро поняли, что спрашивать Юрия Николаевича, как это объяснить, бесполезно, потому что это не путь "науки"...
 

К. А. Молчанова, председатель Эстонского общества Рерихов:

...Мне было 27 лет, когда мы с дочерью Павла Федоровича Беликова -- Леной, летом 1959 года поехали из Таллинна через Москву в Крым, впервые в жизни так далеко от дома. П. Ф. Беликов дал нам с собой письмо и книгу, чтобы в Москве был повод зайти к Юрию Николаевичу.

Когда мы позвонили в дверь, Юрий Николаевич с поклоном открыл её сам, пожал нам руки и стремительной походкой сразу же провел в свой кабинет. Статный, небольшого роста, он четкими движениями усадил нас у письменного стола и сел чуть поодаль. В те дни в Третьяковской галерее в смежных с выставкой Андрея Рублева залах проходила вторая организованная Юрием Николаевичем выставка картин Н. К. Рериха. Мы там уже побывали. Синева Гималаев проникла в рублевский зал через открытую дверь, завораживала и притягивала своей необычностью и чистотой. Входивший в зал оказывался внутри пространства, заполненного частичками синевы. Разговор зашел об этой выставке. Юрий Николаевич поинтересовался, что понравилось больше всего. Конечно, поразила картина "Бэда-проповедник". Не ожидала я увидеть живописный образ поэмы Якова Полонского, от которой в детстве получила потрясение. Но Юрию Николаевичу почему-то ответила, что больше всего понравилась картина "Ковер-самолет", что поражаюсь также чистоте красок на картинах у Н. К. Рериха.

Юрий Николаевич выразил удовольствие от того, что Рерих и Рублев выставлены рядом, что они созвучны, что оба художника не смешивали краски. Чистота так роднит их!.. А вот здесь, в кабинете, над входной дверью картина "Гесэр-хан". Она пламенеет. "И какие необъятные просторы!" -- говорит Юрий Николаевич. Отвечаю по-своему: "Какая даль!". И он сразу же подхватывает четко: "Даль! Да, даль!". Смущаюсь я этому и вижу не глаза Юрия Николаевич, а глаза Спаса, необъятно открытые, принявшие в себя своим теплом все, что есть я. Сердце мгновенно наполнилось блаженством. В забвении всего окружающего и Юрия Николаевича я видела -- переживала -- только яркий свет. Сколько длилось такое состояние, не знаю. Только вдруг голос внутри сказал: "Нельзя так долго сидеть и столько времени отнимать у такого занятого человека!". И я очнулась. Посмотрела на Лену. Она сидела, нагнув голову и не шевелясь. Когда я снова повернулась к Юрию Николаевичу, те же глаза Спаса смотрели на меня, но совершенно иначе -- настолько строго, что сердце вздрогнуло от этой суровости. И все же я опять впала в забвение... И снова появилось беспокойство: "Нельзя так много отнимать драгоценного времени!". Я вскочила с места. Сразу же поднялись и Юрий Николаевич, и Лена. В прихожей обернулась у входной двери. Так же, как и при встрече, Юрий Николаевич тихо, с поклоном пожал нам руки.

Вернувшись из отпуска, я стала вникать в книги Учения жизни и все это время жила под знаком непременной встречи с Юрием Николаевичем в следующем году, и еще -- в непреходящем состоянии Благодати...

...И вот открытие персональной выставки художника Святослава Николаевича Рериха -- самой первой в Советском Союзе -- 11 мая 1960 года в 16.00. В Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Среди множества официальных лиц -- Святослав Николаевич и Девика Рани. Но я и моя спутница стоим очень далеко в тесной толпе и едва что-либо видно. Потом она пробралась вперед, а я осталась на месте. Тесно, как в трамвае в часы пик. Наконец, художник со свитой проходит сквозь толпу в противоположном направлении, где надлежит перерезать ленту у начала экспозиции. Люди ринулись вперед. Стою растерянная на месте и вдруг вижу, что передо мной Юрий Николаевич: "Идемте, я проведу вас в конец экспозиции, где еще никого не будет". Рядом с Юрием Николаевичем академик Павловский. Мы быстро проходим в последний и, как оказалось, самый большой зал выставки. Остаюсь одна среди пейзажей и людей южной Индии. Вижу красную раскаленную землю, муссонные облака, буйные порывы весеннего ветра. Чувствую пряный запах цветущих деревьев и головокружение. Я в знойной Индии!.. Толпа хлынула и в этот зал. Стало тесно и не видно картин. Святослав Николаевич переходит от картины к картине. Вокруг праздничный гул. И вдруг снова передо мной Юрий Николаевич! "Ну, как?.. Вы уже познакомились с моим братом?" — "Что вы? Я даже не предполагала, что это можно сделать!" -- "Напрасно" Он был бы рад. Всегда рад каждой такой встрече". Я в смятении. "Хорошо, приходите тогда завтра, я познакомлю вас дома!" Это было так же неожиданно, так же необъяснимо, как и появление Юрия Николаевича прямо передо мной в такой тесноте уже второй раз.

Какое счастье, я снова у Юрия Николаевича. Пришла с "Дхаммападой", которую купила в магазине "Академкнига". Юрий Николаевич удивился, что книга в продаже. Попросила автограф.

И вот входит Святослав Николаевич и Девика Рани. Они очень приветливы, душевны, внимательны. Юрий Николаевич счастлив, он светится радостью, нежностью, но сдержан в общении. Все ведут себя естественно и просто. Я чувствую себя среди близких людей. Голос Юрия Николаевича, приятного чистого тембра, высоких и теплых вибраций, звучит ровно. Отчетливая, изысканно безупречная дикция. Идеальная русская речь. Она лилась настолько естественно, плавно, что переход на другой язык в общении с Девикой Рани был незаметен. В этом человеке не было ничего, что не соответствовало бы его внутреннему содержанию. Стройность внешнего облика сочеталась с полной душевной гармонией. Это было воплощением совершенного человека. Это был живой идеал -- идеал единения, умения любить и понимать любого. Общаясь с Юрием Николаевичем, я убедилась, что будущее человечества небезнадежно, если высокая нравственность среди людей реальна. Ради такой красоты можно жить и нужно стремиться к самосовершенствованию. У нас есть будущее, истинно -- светлое будущее! Общее благо возможно...