вернутьсяСто лет тому назад Таллинн обзавелся самым, пожалуй, необыкновенным «портретом» - одновременно мистически-идеализированным и фотографически-угадываемым.
Йосеф Кац
Картина «Старый король», созданная в 1910 году – не единственное обращение русского художника Николая Рериха к эстонской тематике.
Первые впечатления
Тридцать лет отделяет момент создания самого известного «таллиннского» произведения Рериха от первой встречи будущего живописца с Эстонией. Впервые он побывал в наших краях с родителями пятилетним ребенком, в 1880 году.
Детские впечатления – самые запоминающиеся. Едва ли не каждая вторая статья, посвященная связям Рериха с Эстонией, начинается с цитирования статьи, написанной им в Индии и опубликованной в Риге в 1938 году.
В нее вошли строки о первых услышанных эстонских словах – криках ruttu, ruttu! – звучавших в суетливой толчее на перроне ревельского вокзала, неспешной старинной карете, ползущей от Ревеля до Гапсаля, звуке каменистой почвы крестьянских полей, оказавшейся под колесами дилижанса.
И конечно – пускай и беглое, но чрезвычайно яркое описание местных памятников старины – промелькнувших серых стен Нарвского замка, руин замка в Хаапсалу, и, конечно, «старого Ревеля с башней и островерхою кирхою».
Второе посещение Рерихом нынешней Эстонии приходится уже на годы студенчества, когда в 1895 году он вновь приезжает в Хаапсалу. А восемь лет спустя отправляется в путешествие по древним городам Российской Империи, проложив часть своего маршрута и по прибалтийским губерниям.
Под плитняковым небом
Одним из результатов этой искусствоведческо-этнографической экспедиции стала в 1903 году акварель «Средневековый Ревель» – быть может, не столь знаменитая, как созданный семь лет спустя «Старый король», но от этого не менее примечательная.
Начиная с первых десятилетий XIX века нынешняя столица Эстонии и ее достопримечательности вдохновляла многих русских художников – от выдающегося мариниста Айвазовского до малоизвестных или же вовсе неизвестных авторов зарисовок, выполнявших функцию современных открыток для тогдашних туристов.
Но город, увиденный Рерихом, не имеет с эффектными «открыточными» видами ничего общего. Дело даже не в том, что художник остановил свой взгляд на малоприметной улочке Лаборатоориуми: в эпоху бидермейера городские окраины Ревеля становились «героями» произведений художников-остзейцев и до него. Важнее, пожалуй, не что, но как изобразил Рерих на своей акварели.
…Мрачная, если не сказать угрюмая улица, словно против своей воли изгибающаяся вслед линии старинных крепостных стен. Грузный, будто бы вылепленный из талого снега бок дома, стоящего на углу с улочкой Айда. Скупое освещение, а главное – небо, подпираемое низкими черепичными крышами.
Проносящиеся по нему облака – плоть от плоти каменистым полям северной Эстонии и плитняковым стенам древнего ганзейского города. Не случайно, вероятно, включил в название своей работы прилагательное «средневековый». Да, хрестоматийное Средневековье «мрачно и сурово» - но сколько мощи и энергии несет оно в себе!
Исследователи полагают, что «Средневековый Ревель» - одна из вех на творческом пути Рериха, знаменующая собой переход от натурных зарисовок к натурно-выверенным картинам, пронизанным театральностью и психологизмом.
Северная сага
«В Гапсале привлекли внимание развалины замка, – вспоминал Рерих. – Особенно же присмотрелись мы к ним, когда услышали легенду о белой даме, появляющейся в готическом окне. Скептики уверяли, что при известном положении луны получались очертания фигуры, но хотелось верить, что это не отсвет лунный, а сама белая дама, появляющаяся перед чем-то особенным».
Был знаком художник и с «легендами древних ревельских башен», также со «сказаниями замков Лоде и Таубе». Под последним, видимо, следует понимать нынешний замок Колувере, принадлежавший роду баронов фон Таубе. Как свидетельствует сам художник, после тишины лесов и озер, окружавших поместье его родителей, сам шум прибалтийского прибоя «тоже гремел какую-то увлекательную северную сагу».
Отголосок этого шума и по сей день можно услышать, всмотревшись в картину «За морями земли великие», созданную в Хаапсалу в 1910 году. Автор описывал ее как «впечатление побережья». «Северянка, навстречу дальнему ветру, мечтает о неведомых чудесных землях, о той сказочной стране, которая живет в сердце человеческом», – пересказывал впоследствии ее содержание сам Рерих.
Хотя каменистый берег Балтики угадывается в нем безошибочно, одежда стоящей у кромки воды девушки едва ли имеет схожесть с эстонским национальным костюмом начала ХХ столетия. И это, пожалуй, умышленно. Ведь Рерих стремится здесь не к документальности, очевидной в двух работах 1902 года, на которых он изобразил «полуверцев»: век тому назад это прозвище представителей народности сету не считалось обидным.
Нет, «За морями дальними…» - не столько «портрет» побережья Ляэнемаа, сколько реконструкция модного в первые десятилетия прошлого столетия мифа о неком обобщенном Севере, легендарной Балто-Скандии, воспетой в творчестве современника Николая Рериха – поэта Игоря Северянина.
Серебро и золото
Созданная в том же 1910 году картина «Старый король» – своего рода сплав мифологического, легендарного, условного и реалистичного, знакомого, пожалуй, не только таллиннцу, но и всякому, кому довелось побывать в Таллинне.
Действительно: достаточно, кажется выйти ярким солнечным днем на смотровую площадку у начала лестницы Паткуля, повернуть взор на северо-восток – и увидеть ту же самую панораму, которая открывается созданному фантазией художника сказочному монарху.
Все узнаваемо: и столь любимые Рерихом «серебристые башни Ревеля», и запомнившийся ему еще в детстве готический шпиль Олевисте, и даже «считываемая» с фотографической точностью четырехскатная крыша резиденции рода фон Паленов на улице Лай. И все же – это не Таллинн.
И дело, конечно же, не только в том, что панорама этого города написана с явным искажением перспективы, а вместо морской глади за его крепостными стенами начинается нечто вроде холмистой долины. Дело – в небе. Ирреальном, золотом, отсылающем в доренессансную эпоху средневековой иконописи.
Реалистичный город под райскими золотыми небесами: разглядеть таким Таллинн не удавалось никому ни до, ни после Рериха. Метафору эту можно расшифровывать до бесконечности. Как и фигуру короля, давшего название картине – видеть в ней исключительно датского монарха, захватившего некогда древнеэстонское городище Калеванлинна, было бы слишком «плоско».
«Weltstadt»: в буквальном смысле «мировой город» - таким титулом с нескрываемой иронией называл Ревель начала ХХ столетия еще один современник Рериха – поэт Валерий Брюсов. Картина «Старый король» полностью лишает этот образ ироничности.
* * *
Таллинн, как обобщающий символ городской цивилизации средневековой Европы, и одновременно – как предчувствие «заката Европы» в целом. Город, одновременно озаренный вечерней зарей одной эпохи и предрассветным светом нарождающейся, новой.
Таким увидел наш город художник, этнограф, философ Николай Рерих. И за это ему – искреннее спасибо.
Средневековый Ревель